Новая квартира.
Приблизительно в 1964 году Полина задумала переезд (она меняла квартиру). Почти одновременно мама вступила в кооператив. Я слышала краем уха разговоры об этом и гадала, кто переедет раньше: мы или Полина. (Полина поменяла квартиру почти на год раньше). Денег на квартиру у мамы не было, дедушка не поддержал мамино стремление к самостоятельности. Мама начала распродавать «ценности», которые у нас были- папино замшевое пальто и книги (тогда они были в дефиците), детские железные кровати, Борину цигейковую шубу, которую мама мастерски обновила. Этого было совсем недостаточно. Мама одолжила деньги понемногу у знакомых и родственников. Чтобы отдавать долг, она стала дополнительно днем работать в школе №18- кружок от Двора Пионеров. Папа тоже ушел из театра и работал завхозом, наверное, в какой-то музыкальной школе на Рутченково и в Макеевской колонии для малолетних преступников. ( Через год он вернулся в Театр). По утрам в воскресенье мы теперь играли с папой в игру: «Что мы возьмем с собой?» - имелось в виду на новую квартиру. Брать можно было с собой мало что - шифоньер, книжный шкаф, письменный стол и кровати. Как ни перебирали мы все это, больше от этого не становилось.
В 1966 году мы получили, наконец, новую квартиру. По жребию нам выпал пятый этаж, но из-за того, что у папы были больные ноги (тромбофлебит), поменялись с кем-то на первый, что было немного дороже, и кто-то с удовольствием согласился. Этаж был высокий, особенно, со двора. В соседней однокомнатной даже был балкон. Мама все жалела, что под нашим окном не было двери, над которой полагался козырек, из которого можно было бы сделать балкон. Район был очень хороший, довольно спокойный, зеленый, недалеко от Кальмиуса. В то время эта река была не слишком грязная, на берегу можно было загорать, многие купались. Все магазины рядом, аптека- не надо ходить за тридесять земель за бутылкой молока или буханкой хлеба.
Вещи перевезли летом, и папа сразу переселился туда. А мы еще весь сентябрь, кажется, ездили в школу со Смолянки. Дедушка приходил за Борей, а я ездила сама. Квартира была почти пустая- на кухне стоял старый письменный стол, шкафчик для посуды, который отдала Полечка, купившая себе мебель на кухню. Посуды, конечно, было мало, и нам хватало этого шкафчика. В комнатах было кресло-кровать, металлическая кровать для родителей, шифоньер, книжный шкаф, шезлонг и раскладушках. Кажется, ничего не забыла. Наверное, были какие-то стулья и табуретки, но этого я не помню. Постепенно стали обживаться. Помню, как мама купила сразу несколько кастрюль и другой утвари, одинакового цвета. Получилось, как набор. Сосед сделал на кухне шкаф для посуды вдоль всей стены, купили столик для кухни и холодильник. Вскоре нам поставили телефон, без которого невозможно было представить нормальную жизнь.
Мама много работала, чтобы отдавать долги. Первый Новый год на новой квартире мы встречали под репродуктор, так как телевизора у нас не было. Мама была против телевизора из двух соображений: денег и так не хватало на необходимые траты и погашение долгов. И, кроме того, она очень боялась, что Боря перестанет делать уроки. Но вскоре папа купил маленький телевизор, который поставили на подставку, сделанную из старого стула. Через некоторое время мама через каких-то знакомых купила гарнитур. С этим связана интересная история. Милиция как-то вышла на этих знакомых и их бизнес. Мама проходила по делу свидетелем. Вместе с ней пошел дядя Боря. В кабинет к следователю она вошла одна. Начались обычные вопросы, мама нервничала, как всякий человек, попавший в подобную ситуацию. Взятка, конечно, плохо, но купить что-нибудь подходящее иначе было невозможно. Отвечать на вопросы правду - подставить человека, который сделал одолжение, не сказать- оказываешься чуть ли не сообщником.
Тут зазвонил телефон, и следователь начал обсуждать с собеседником возможность покупки мутоновой шубы. Тут мама начала кричать и возмущаться, что ее держат из-за взятки, а следователь сам берет взятки. И т.д. В общем, подальше от греха, он сам продиктовал, что написать, чтобы мама поскорее освободилась из этой неприятной ситуации.
Постепенно квартира становилась все уютнее и благоустроенней. Мама очень любила свой дом. Каждое новое приобретение было радостью и стоило больших ее усилий. Как-то мы были на зимних каникулах, и вдруг увидели, что по стене в зале течет вода. Вода протекала и на кухне. Мамы не было, соседей сверху дома тоже не оказалось. Целый день продолжалось наводнение. К вечеру нашлись ключи от злополучной квартиры. Оказалось, что потекла батарея. Соседка сверху не придумала ничего лучше, чем поставить под нее маленькую мисочку. Когда мы зашли туда, увидели посреди комнаты вздыбившийся паркет, воды по колено, а по ней плавает эта мисочка. Воды пришлось вынести больше десятка ведер. Весной 1970г. пришлось начать эпопею с ремонтом. Подобрать мастеров было трудно, потому что денег особенно не было. Искали недорогих, а они, как правило, были не слишком умелыми. Начинали, если не получалось – бросали. На август у меня была путевка в Одессу. Мама поехала со мной, остановилась на квартире. А ремонт доделывали осенью.
Новая школа
1 сентября 1966г. мы с братом шли в новую школу, №15. Почему мама выбрала ее? Из-за того, что она была практически во дворе, никаких дорог переходить не надо было. Для меня это было не особенно важно: уже со второго-третьего класса я ездила по всему городу одна, Боря шел только в третий класс. И, кажется, его одного тогда еще далеко не отпускали.
Школа была старенькая, небольшая, восьмилетка. Но главное не это. Она стояла как-бы между трех миров. Мир Нижней Семеновки – босяцкий мир старых покосившихся домов ближе к Кальмиусу. Совершенно другой мир - мир центральных районов Донецка. И третий мир - мир «линий», старых еврейских районов. Так и в новом моем классе были представители всех этих «миров». В классе было человек 8 второгодников. Добрая четверть класса– евреев, судя по фамилиям. Мотивировки к учебе почти ни у кого не было. Почему - не знаю. Поэтому я, которой родные прожужжали уши, что я должна себя «зарекомендовать», тянула руки, отвечая на все вопросы учителей, была воспринята соучениками, как отличница.
Мне всегда тяжело было вливаться в новый коллектив. На перерыве я стала у окна. Несколько девочек взявшись под руку, подошли ко мне, и одна из них спросила: «Ты еврейка?». Все они тоже были еврейками. С одной из них, я подружилась, хотя, особенно крепкой дружбы не получилось: у меня были «домашние» подружки (соседки), с которыми гуляли около дома по вечерам и «школьные» подружки, с которыми я редко встречалась за пределами школы. Посадили меня на предпоследнюю парту. Я просидела на этом месте год, а в начале шестого класса пересела на первую парту к своей подружке. К концу шестого класса при проверке выяснилось, что у меня упало зрение, пришлось надевать очки, сначала только для дали, а потом и для постоянного ношения. Зрение упало у нескольких человек из класса, которых я в шутку назвала «Общество слепых».
В классе было два Ивановых. И оба Владимиры. Их различали по отчеству (Николаевич и Борисович), или наш – не наш, так один из них учился в этом классе раньше, а второй остался на второй год и оказался в этом классе. Через год стало еще лучше появился еще один Иванов – Олег, тоже из оставшихся на второй год. В шестом классепо ой же причине появилась у нас Наташа Игнатова, сестра Володи Игнатова. Правда, через год он исправил это недоразумение, остался тоже на второй год.
Как-то такое изобилие одинаковых фамилий предоставило возможность сорвать урок: учительница называет фамилию при перекличке: «Иванов», истошный вопль в ответ: «Какой?»- «Владимир!»- «Какой?» и.т.д. Кстати, Владимир Иванов-старший был «путешественником», время от времени сбегал из дома на несколько дней. Каждый раз классный руководитель просил нас не интересоваться его путешествиями, чтобы он не стал героем дня, что могло бы спровоцировать его на новые путешествия. Запомнился мне еще один второгодник- Коля Паперовский. Он сидел в пятом классе третий или четвертый раз. Коля прекрасно рисовал, нарисовал как-то на доске шарж нашей классной. Ему давно надоело учиться, он с удовольствием пошел бы работать – не отпускали из школы.
Учителя
Когда мама записывала меня в эту школу, она поинтересовалась у вожатой: какой класс лучше, где лучше классный руководитель. Оказалась я в 5А классе. Классная руководительница действительно была неплохой, но к весне ушла в декрет. В дальнейшем у нас было еще два классных руководителя: вечно озабоченная Надежда Демьяновна, преподаватель географии и Нина Васильевна, преподаватель физкультуры. Надежда Демьяновна бегала между двумя школами и заниматься классом было некогда. Первое время я у нее занималась с удовольствием, да и эрудиция помогала. В это время я стала председателем отряда. В общем, года три она меня к доске вообще не вызывала. Естественно, я перестала даже читать учебник. Когда ей пришло в голову меня вызвать, (а и не только меня, нас было 4 человека, в которых она не сомневалась).
Велико же было ее разочарование. Весь класс тоже, естественно, не знал материала. Она оставила весь класс после уроков, отпустила поздно, когда стемнело. Через несколько недель Надежда Демьяновна спросила, не хочу ли я перед ней извиниться, ведь она так верила в меня, а я не оправдала ее доверия. Конечно, пришлось сказать, что хочу.
Преподавателем истории у нас была директор школы, была она женщиной болезненной, да и административные работы занимали время. Время от времени ее заменяла пожилая женщина Нина Семеновна, Колобок, как мы ее называли. Была она невысокого роста, полная, так что кличка к ней подходила идеально. На платье у нее по было ровно 24 вытачки, расположенные по кругу. Была она очень нервной, упавшей не вовремя ручки или сказанного не вовремя слова, было достаточно, чтобы урок сорвался. Однажды наша классная попросила, чтобы мы дали хоть раз провести урок полностью. Как оказалось, она очень интересный человек, родилась в Сибири еще до революции, училась в гимназии и окончила Томский университет. Она терпеть не могла наши украинизмы. Помню, как она катится по классу к доске, и кричит: «Нет такого слова в русском языке - «ихних», нужно говорить «их»!» или: «Нет такого слова «свекла», нужно говорить «свЁкла», а то некоторые, особенно интеллигентные дамочки говорят еще «Бурак». Это неправильно!» Проходили мы тогда русскую историю 17-18 века. Нина Семеновна действительно рассказывала много интересного, к сожалению, в голове мало что осталось.
Русский язык и литературу вела Зоя Тимофеевна. Интересно, откуда у нее был такой диалект, но она говорила вместо слова «запятая»- «запятуя». Так ее и называли, Зуя –запятуя. Мама ужасно возмущалась, вспоминала о простой кондукторше, которая обычно говорила: «Трамвай идет в кривуя!». Но что простительно необразованной женщине, то никак нельзя простить учительнице русского языка. Объяснять новый материал «Запятуя» не очень любила, предлагала прочитать параграф в учебнике. Как-то я предложила сказать, что мы не взяли учебники. Сказано – сделано. Я, правда, предлагала провести акцию в ответ на предложение прочитать материал в учебнике, но никто ждать не хотел. Урок, конечно, сорвали, по деревянному полу катали ногами шестигранные карандаши - звук странный, непонятно откуда, но, к сожалению, назидательного эффекта не получилось.
Надписи на партах.
Однажды придя в школу (это был 1970 год), мы с соседкой по парте обнаружили надписи «Евреи убирайтесь в Израиль, или, в крайнем случае, в Биробиджан!». Подобные надписи были и у других евреев-одноклассников. Мы рассказали о произошедшем Доре Наумовне, преподавателю химии и биологии. Было ли какое-то следствие, наказали ли кого-нибудь – наверное, нет, но и для нас особых последствий не было. Раньше особого антисемитизма мы не замечали, что вздумалось авторам – не знаю до сих пор.
Эта газета преобразилась незадолго до нашего переезда или вскоре после того. Если раньше это была обычная газета, выходящая два-три раза в неделю, то теперь это было шестнадцатиполосное издание, первая половина которого действительно была полна критических статей о литературе, а вторая… чего там только не было. Ну, конечно, самое интересное для нас было вначале на 16й странице- «Клуб 12 стульев»- множество юмористических и сатирических рассказов, пародий, розыгрышей, карикатур. Позднее, когда я стала немного старше, интересно стало читать всю вторую половину. Там освещались вопросы социологии, демографии, новейшие открытия и тенденции развития в области других наук, искусства, телевидения, медицины и пр. Периодически появлялась рубрика «если бы директором был я», в которой печатались разные идеи от «народа». Иногда бредовые, иногда толковые. Правда, наверное, немногое воплощено было в жизнь. Интересны были обзоры прогнозов развития науки и медицины, сравнения с тем, какого уровня фактически достигла наука. Короче, по средам у нас была борьба, кто первым захватит эту газету. А когда Боря был в армии, он говорил, что у меня есть сейчас две мечты (простите за подробности): посидеть в туалете и почитать «Литературную газету».
Как Боря увлекся радиоэлектроникой
Когда Боря был в пятнадцатилетнем возрасте, в телефонных разговорах с товарищем вдруг появилась радиотерминология. Товарищ этот жил недалеко, и бабушка его жила недалеко от нашего дома , поэтому они вместе часто ездили на побывку на Смолянку. Особенно часто упоминались катушка ТК и феррит 2Н. Я даже сильно зауважала его. Оказалось все значительно проще. Катушка ТК- это наша тетя Катя. А феррит 2Н – это две Нади, квартирантки тети Кати, с которыми ребята пытались заигрывать.
Плавательный бассейн.
Недалеко от дома, в здании бани был небольшой плавательный бассейн. Мне очень хотелось научиться хорошо плавать, и я стала ходить на занятия. Научиться не удалось, тренер занималась, в основном, перспективными. Но два раза в неделю похлюпаться в воде – тоже приятно. Одно было плохо – у меня были длинные волосы. Сушить их было негде, после занятий я уходила домой. Кончилось тем, что я простудилась, долго болела, все время покашливала. Диагноз – застарелое воспаление легких - мне поставили только через полгода. Так что почти весь сентябрь (и свой День рождения) в шестом классе я провела в больнице.