С Талой Котляр связана еще одна история. Как-то она меня спрашивает (или утверждает, не помню): «Ты  - еврейка?». Так как  дома этот разговор не поднимался, отвечаю:

- Нет, русская.

- Ну тогда ты кацапка (пренебрежительное название русских).

- Нет, русская.

- Или хохлушка (пренебрежительное название украинцев) ?

- А откуда ты знаешь, что я еврейка?

- По носу вижу.

Трудно представить, что 6-7 летний ребенок может по лицу определить национальность. Скорее всего, родители сказали.

Дома  мама  с ее родителями говорила на идиш. Я любила смотреть и слушать, как дед быстро считает деньги на идиш.  Но нас ему не учили, наоборот, использовали его тогда, когда хотели что-то сказать, не предназначенное для наших ушей. Десяток или два  слов по смыслу мы понимали, я даже пыталась составить словарь из тех слов, которые знала. 

И про еврейские праздники ничего мне не рассказывали. Как-то, помню, папа предложил нам дать «Хануке гелт». На что мама возмутилась, сказала,  что нечего давать детям деньги.

На  Песах дедушкин брат, дядя Толя присылал нам мацу из Минска в больших ящиках. Обычно собирались все ближайшие родственники, приходили дедушкины сваты, родители  тети Туси, Екатерина Львовна и Семен Борисович. Готовилось много, но обязательно была фаршированная рыба, форшмак, паштет, фаршированная шейка, бульон с кнейдликами и многое другое. Обычно бывал и салат из крутых яиц с куриным смальцем и выжарками. Я никогда и нигде позже не видела такой салат. Не знаю, это наш фамильный рецепт, еврейский национальный или просто устаревший, поэтому теперь его не готовят.   Седер был праздничным обедом. Как-то маленькая, я увидела на кухне целую миску чего-то коричневого, подумала – крем, и решила попробовать. Оказалось – горчица. Пришлось меня «спасать».

На столе всегда была вишневая наливка. Нам давали ее в праздники с довольно маленького возраста. Очень вкусно было.

Как-то в младших классах у Бори проводили перед Пасхой антирелигиозную беседу. Объясняли, что не надо есть паски, крашенные яйца, ходить в церковь. А Боря и говорит: «А у нас мацу едят». Дед долго перекривлял Борю, повторял: «У нас мацу едят». А мне до сих пор непонятно, как Боря связал Пасху и мацу? Мне это и в голову не приходило!

Еще мы любили слушать пластинки. Среди них было много песен на еврейском языке. Если музыка была быстрая, надевал мою дождевую накидку, будто бурку, брал саблю и танцевал, будто скакал на лошади.  И еще была у дедушки кустарная запись на идиш, отрывок из спектакля «Тевье - молочник». Мы, дети, с удовольствием слушали пластинку, не понимая ничего, и ждали двух единственных понятных нам слов «Перчик-папиросник»!  Не помню, возможно, из-за этого Борю звали «Перчик». Недавно в каком-то рассказе встретилось мне слово «шмендрик». Так дедушка иногда называл Борю. И смысл этого слова я до сих пор не знаю.