В конце августа 1941 г. мы сошли с поезда в городе Глазове. Это небольшой город на реке Чепце в республике Удмуртия ( Упоминается в словаре Лярусс ) Население городка смешанное: в основном русские и удмурты. Язык относится к финно-угорской группе. ( я, к своему стыду, ни одного слова не помню, кроме слова " нянь - хлеб " )
Это деревянный городок с деревянными тротуарами, которые мне сразу очень понравились. Нам с мамой дали небольшую комнатку, отделённую от коридора просто занавеской. Но там было тепло, кроме туалета, который располагался на лестнице и не отапливался. ( Ни о какой канализации там речи не было).
Мама почти сразу стала работать в родильном доме и на здравпункте табачной фабрики, которая была эвакуирована из Крыма.
Я поступила в школу, до которой надо было идти примерно полчаса . Классы были небольшие, и ребята были из разных городов. Мы довольно быстро подружились
Русский язык преподавала Мария Яковлевна Арансон- мама того самого Саши Горфункеля, о котором я вам вчера писала. Это были настоящие уроки литературы, и я впервые почувствовала любовь, которая сохранилась у меня на всю жизнь. Одновременно началась дружба с Сашей, которая никогда не была окрашена никакой влюблённостью ( в отличие от многих других ).
Просто мы переписывались стихами, причём он, правда, писал довольно приличные стихи и даже печатался в местной газете. ( Перестал писать в университете, когда его близкий друг сказал ему: " Знаешь, Сашка, лучше читать хорошие стихи, чем писать плохие ". ) Но тогда, в 41 - 42 году, если я болела, то получала ежедневный отчёт в стихах о каждом уроке.
Совершенно не помню, кто преподавал математику. Зато прекрасно помню нашего учителя немецкого языка. Это был поляк Иван Кириллович Дальницкий - личность интереснейшая..
Не знаю, как он очутился в этом городе, но уроки его были сказкой, правда, довольно трудной: мы обязаны были читать на готическом шрифте и переписывать на нём целые страницы.Он умел подшутить остроумно, не обижая своей шуткой. Много лет спустя в Ленинграде мы с Сашей часто вспоминали его добрым словом.
Время было военное, и дети взрослели быстро. Я вступила в комсомол в 1942 году и почти сразу стала секретарём комсомольской организации школы. Школа была восьмилетка, и учеников было немного. Но народ мы были очень активный. Мы выступали в госпиталях : что-то пели, читали стихи, разыгрывали сценки.
В ноябре приехал отец с полуотмороженными ногами . Он ехал несколько суток в вагонах метро, которые пустили по железной дороге во время общей паники в Москве. (Говорят, что Отец Народов тоже куда- то сбежал в этот день).
Дело в том, что отец был " белобилетник", т.е. человек с каким- либо физическим дефектом. В молодсти у него был туберкулёз кости, и ему выпилили локтевой сустав, рука была ограниченно подвижна. Поэтому он был мобилизован не в действующую армию, а на строительство военного завода, где вскоре назначили начальником транспорта. Похоже, грамотных людей не хватало.
А ещё, стоит рассказать об ещё одной интересной детали нашего житья.
Он, в отличие от нас с мамой, уже через два месяца говорил по-удмуртски. А мы с мамой с удовольствием занимались немецким, который она знала с детства.
А ещё, стоит рассказать об ещё одной интересной детали нашего житья.
В то время ( да впрочем в России это живо и сегодня) деньги не имели никакой ценности: их заменяли вещи. Для нашей семьи это было весьма существенно. Во- первых, мама работала на здравпункте табачной фабрики и, как все рабочие, получала в качестве доплаты водку и сигареты, которые мы успешно меняли на рынке на продукты. А, кроме того, вспоминаю случай когда отец поехал в деревню и выменял на моё осеннее пальто ( оно было довольно красивое, с какой-то пелериной) два бочёнка: один полный мёда, второй - мочёной брусники, и мы всю зиму наслаждались такими вкусностями.
Очень важным событием для меня была большая дружба с гусём, которого звали Дунька. Его знали все мои друзья. Он ходил за мной, как собака, приходил за мной в школу. Ребята, завидев его кричали: "Аська, выходи , твой Дунька пришел !" Это видимо было детское желание иметь собаку, которое не покидало меня всю жизнь, а осуществилось только после смерти мужа.
Вторым сильным увлечением стали танцы. У меня был прекрасный партнёр, дружба с которым потом продолжалась практически до его кончины несколько лет назад в Риге.
Мы танцевали до 5и утра, но это не мешало нам наутро быть в школе, прекрасно учиться и ходить по госпиталям , дежурить в школе и.т.д... Видно, я тогда, как говорят, сбила оскомину, и никогда больше не увлекалась танцами.
Страшной тайной, которую надо было скрывать от мамы, так считал отец, было известие о смерти дяди Ильи. Мама только что пережила смерть деда. ( как вы помните ,он умер в Ростове-на-Дону, когда немцы вошли туда в первый раз. Умер мгновенно, от приступа стенокардии, и мама считала, что это была милость Божья ( ведь у него был рак горла ) , но дядя Илья......
В начале 1943 года стали говорить о том , что квартиры в Москве могут не сохраниться, если там поселятся другие люди и нам написали, что в нашей квартире живёт наша бывшая домработница, и мы можем её потерять.
Было принято решение, что мы с мамой должны вернуться, а отец, поскольку он был мобилизован, никуда двинуться не мог. Это был путь со всякими приключениями, поскольку у нас, якобы, был вызов в Москву, но он был не совсем легальный.В результате нас высадили из поезда в Коврове ( около 100 км. от Москвы), и мы с мамой добирались " на перекладных"
В начале 1943 года нам удалось вернуть свою квартиру, мама вернулась на работу в свою поликлинику, а я поступила в 9 й класс уже " женской" школы , где всё было не по мне.
Правда к концу года всё помаленьку утряслось, и появились новые друзья, на сей раз девицы, что для меня было совершенно непривычно.
Но, главное, была встреча с моей Бэллочкой Левитес, ведь мы не видели друг друга больше двух лет. Мы опять жили рядом и много общались. ( А жили всё в той же конюшне с туалетом во дворе. Трудно поверить нормальному человеку, который не жил в России ! )
Начиналась юность...