Время, когда родился мой брат Боря, я конечно, не помню. Разница между нами всего полтора года. Но мама рассказывала, что, когда он плакал, я пыталась его успокоить, вот уж действительно, кнутом и пряником: один раз меня поймали около брата с качалкой, другой раз я совала ему сухарь.Очевидно, по еврейским обычаям, Борю не стригли до трех лет. У него были белокурые волосы до плеч, и все его принимали за девочку. Он отвечал: «Я не девочка, я - Боря-мацик (мальчик)». Сосед говори: «Ты кучерявый, ты Пушкин!», но Боря отвечал: «Я не Сушкин, я Боря-мацик!». Мама рассказывала, что он любил ходить, засунув руки в карманы брюк.
В детстве он плохо ел, единственно, просил: «Чу воды!». Мама беспокоилась, но с возрастом появился аппетит. Он очень любил кашу с сахаром, так что даже потом в армии всех научил есть сладкую кашу. У него был диатез, тогда это называлось «неправильный обмен (веществ)». На лице от яиц появлялись прыщики. И яиц ему старались не давать, хотя он их любил. Мне же яйца давали без ограничения, хотя я их любила меньше него, ну, а я отдавала их ему, звала: «Молька, молька (моль)», чтобы он съедал их.
Пока он был маленьким,он был очень наблюдательным, первым находил все, что потерялось в доме.
Лет до семи-восьми он постоянно сосал палец. Как только мама ни боролась с этим! И уговаривала, и горчицей мазала, и пугала микробами. Все впустую. Из-за этой привычки он в детстве перенес стоматит – воспаление слизистой рта. Лечение было долгое и болезненное: ему мазали рот каким-то розовым лекарством, а он кричал: «Мама, дуй!».